Отрывки. :rider:

[Mummer]

Конь обиженно фыркнул, затаив обиду, и убежал в лес. Олег с воем раненого сохатого зашвырнул осточертевшую посуду на середину реки и с размаху шлёпнулся на траву. Что-то острое немедля воткнулось в ногу, и иномирец с руганью подтянул к себе колени. Посудина булькнула в чёрной воде и плавно ушла на дно.
Мягко шелестела речная волна - лизала песок, шептался на ветру рогоз. Олег, немного успокоившись, перестал оскорблять всё и вся самыми нелицеприят¬ными выражениями и смирно положил голову на колени, безо всякого интереса наблюдая за ночной жизнью реки. На границе подлеска и ельника гулко ухнула сова, и этот звук заставил Олега насторожиться. Он не помнил, чтобы во время его ночного знакомства с ветками деревьев животные подавали хоть какие-нибудь признаки жизни. Не услышал? Не вслушивался? Или они ушли поглубже в чащу, пережидая свалившуюся на них «опасность» в лице Олега? А, в прочем, какая сейчас разница.
Сова ухнула ещё раз, и с холма, резко заметная на фоне розовато-золотых облаков, заскользила крылатая тень. Заскользила бесшумно, словно и не птица это летела, а сорвался с Мирового Древа листок. Олег отбросил анабиозное состояние, граничащее с суицидом, и проследил её полёт расширившимися от удивления глазами. Ему не доводилось видеть таких больших и… хм… толстых птиц. Странно, но на таком расстоянии, скорее всего, от удивления, ему чудились огромные янтарные глазищи, взгляд которых был направлен на него, Олега. Птица летела почти в его сторону, но внезапно совсем неизящно свернула, вывернув хвост наиз¬нанку и растопырив крылья, и упала в траву. Тихо пискнула полёвка, унесённая в окровавленных когтях подальше от нежелательного зрителя. Место трапезы сова устроила неподалёку, так, что Олегу была видна только серая спина и нетерпеливое копошение на ветке единственного старого дерева, выросшего среди ельника.
Юноша засмотрелся на птицу и не сразу ощутил на ладони едва различимое дыхание и щекотку. Юноша отдёрнул руку, а когда увидел, что привлекло его внимание, со сдавленным криком вскочил с земли. У него под ногами, обиженно шипя, извивалась чёрная блестящая лента. Змея подняла головку, прощупала язычком воздух и соскользнула в воду. Олег видел, как плавно извивалось точёное тело в воде. Сложно было сказать, кто испугался больше – Олег или змея. Юноша всхлипнул и, внимательно оглядев траву под собой, опять сел. На этот раз, вроде, никто на его спокойствие не покушался.
Злость и обида постепенно стёрлись из памяти Олега, будучи затемнёнными грацией птицы и «опасностью», исходящей от змеи. Иномирец уже и позабыл, зачем ударил ни в чём не повинного коня и зачем забросил котелок в реку. Морена… Теперь сокрушайся, не сокрушайся, но без подводных очков посудину не вернуть. И кто знает, что ещё может скрываться в такой спокойной и чистой воде.
Действительно – что?
Вода ближе к берегу вздулась прозрачным куполом, на берег накатила длинная волна. А потом ещё и ещё. Купол рос, вытягивался и приближался к берегу. Олег как заворожённый (хоть и напуганный до мокрых подштанников) не двигался с места и не сменил позы, когда расстояние между ним и куполом составило не более двух-трёх метров. Вода в нём не была настолько прозрачной, чтобы разглядеть «внутренности», но позволяла заметить очертания, чем-то напоминавшие человеческие. И ещё разорванные в клочья водоросли и запутавшихся в них крошечных рыбок и рачков. Если бы солнечные лучи хоть как-то проникали сквозь мрачно-тёмную воду кокона, Олег бы так не пугался. Но мало того, что он не освещался, но ещё и был по-ночному чёрен. Вода не бурлила, не кипела, даже волны, и те успокоились. Полная тишина, и медленно движущаяся, взбухшая вода.
Кокон неторопливо выполз на берег, свободно проходя через густые заросли рогоза. Олег отполз назад. В голове, как назло, не было ни одной дельной мыс-ли – что делать, куда бежать. И опять страх. Точнее, то унизительное чувство страха, которое овладевало юношей каждый раз, когда ночью в комнате раздава¬лись тихие шорохи и метались неясные тени. Вроде и нет ничего, а ужас приковал к постели, воздух входил в лёгкие с трудом, словно просачиваясь сквозь заби¬тую песком соломинку. То же чувство, так знакомое с детства, наслало на Олега паралич; отполз иномирец чуть назад и остановился.
Кокон с интересом облетел (обошёл?) вокруг новой жертвы и выжидательно остановился за её спиной. Холод пробрался Олегу под свитер и засел глубоко в плоти и костях, чтобы юноша, если очнётся от оцепенения, не смог убежать. Холод стянул сердце, и оно стало биться намного медленнее, а мозг перестал вообще что-либо соображать. Только холод, холод и ещё раз холод. И сонливость с апатией.
Олег смотрел перед собой остекленевшими глазами.
Кокон ещё раз обошёл юношу кругом и направился к воде. Перед самой её кромкой он остановился, и внутри возникло какое-то резкое, короткое движение. С шелестом преодолев водную преграду, в Олега полетел котелок. Тот самый, латунный, помятый с одной стороны.
- Раскидались тут, понимаешь! – внезапно взвизгнул противным старческим голосишком кокон. – Рыбки жареной уже отведать нельзя! Сижу, понимаешь, в обществе прекрасных ундин, а тут, понимаешь, на стол вот это вот падает! Так нет, чтобы плавно так, как всем вещам положено, опуститься, нет, так он ещё с размаху! Вот… Вот! Так нет ведь чтоб на свободный стол упасть или к моей жене в тарелку, нет, ко мне! Да прям на рыбку! Поесть спокойно не дадут. Поразвелось тут, понимаешь, людишек этих. Пора б уже потоп устроить, чтоб вас всех смыло к чертям собачьим!
Из кокона в Олега полетел прицельный плевок. Юноша даже уворачиваться не стал, так и сидел с раскрытым ртом, распахнутыми во всю ширь глазами и се¬рой слизью на щеке. В коконе что-то возмущенно булькнуло, и необычное явление природы скрылось под водой.



Морена, поспешно забравшаяся в полупустую бочку (был момент – в жалком волоске от неё проскакал всадник, и ей ничего не осталось, как спрятаться в бочке, но самострел, правда, пришлось оставить рядом), заполненную каким-то грязным, дурнопахнущим бельём, осторожно приподняла крышку и огляделась. Она совсем не ориентировалась в хитроумном переплетении улиц города, несмотря на то, что была обязана – а то какой же из неё наёмник, коли она три дома друг от друга отличить не может? Справа – дом, слева – четыре дома, сзади – стена кузницы, спереди узкий проход, справа теперь уже два дома… И все одинаковые! Не то, что статные берёзки на её родине, под Стеричем! Тяжко вздохнув, она уже хотела вылезти из укрытия, как услышала тихий цокот подков и приглушенное буханье тяжёлых сапог. Вслед за этим раздались крики стражников и спешный топот. Мимо неё прошёл мужчина, ведущий коня в поводу. Девушка мигом ныр¬нула обратно в бочку, больно зашибившись об стенку. В потёмках парень ничего не заметил, как показалось Морене, но всё же остановился. Словно некое шестое чувство подсказало ему, что рядом прячется человек. Или же услышал посторонний звук сквозь перекличку стражников? Точно – услышал. Морена почти на соб¬ственной коже осязала, как парень бросил поводья, медленно приблизился к бочке, поднял руку, чтобы поднять крышку… Не успел. Девушка взвилась ему на¬встречу, словно змея, больно протаранив крышку ладонью, а второй рукой направляя длинный боевой нож в глаз неприятелю. Но парень оказался хорошо натре¬нирован: прянул в строну, так до сих пор и не понимая, что происходит. Крышка отлетела в лошадь и та, испуганно прядая ушами, отошла назад: она не из тех придворных неженок, которые судорожно дёргаются при виде воробья в кормушке. Морена надеялась покончить с супостатом единым махом и не ожидала от парня такой проворности – неуклюже пронеслась вперёд, позорно зацепившись коленями за край бочки. Но то была бы не многоопытная наёмница, вскормленная с лезвия копья, если бы не сгруппировалась в прыжке (который, всё-таки, больше напоминал падение) и не подтянула к груди колени. В итоге, вместо того, чтобы беспомощно валяться на мостовой, она застыла в какой-то непонятной позе, отдалённо напоминающей то ли сидение на корточках, то ли недоделанное упражне¬ния для растяжки мышц. Стражник был в роте далеко не последним по владению мечом и, как учит их бесчестная вера, всегда был не против попользоваться услу¬гами какой-нибудь молодухи и затем её бросить, но когда перед ним распрямился во весь рост наёмник, ему стало, мягко говоря, не по себе. Да, он привык добы¬вать себе всё мечом, силой и безнаказанностью, но тут парню показалось, что он сошёл с ума. Перед ним стояла девушка: ничем особо не примечательная, с ко¬роткими волосами и в мужской одежде, матово поблёскивал шестивершковый нож в тусклом свете светильника, зажженного кем-то из хозяев в соседнем доме; всё бы ничего, но на месте правого глаза жутко темнели глубокие шрамы. Морена сама знала, какой красавицей она выглядела для посторонних лиц, особенно в тени, когда шрамы приобретают какой-то прямо-таки потусторонний вид.
Парень трусом, конечно, не был, просто смутился - ожидал словить дюжего наёмника, а нарвался на человека вовсе непонятного рода: и не мужик вроде, и девкой не назовёшь. Стражник не стал напрыгивать на противника (противницу?) и остался стоять, чуть опустив меч, как учил его отец. Пусть, мол, сам (сама?) сделает первый шаг, а там уж посмотрим. Наёмница знала множество способов, как на месте убить замешкавшегося человека и потому не стала применять излюб¬ленную тактику большинства дружинников Стерича, какую, впрочем, уже применил стражник. Уличный бой; тут не до уважения к сопернику и честности, тут важно как можно скорее покончить со всем и исчезнуть. Морена прекрасно усвоила эту науку, и теперь она врезалась девушке в разум – скорее, не медлить, стражник близко. Ещё её удивило, почему парень не зовёт на помощь товарищей. Так бы давно её скрутили, ан нет, ждёт чего-то.
Рука стремительно рванулась к поясу, нащупала крошечные ножны… и Морена сразу как-то упала духом. Метательных ножичков, маленьких, доброй ков-ки, которые не ржавели и, в отличие от других, не ломались, не оказалось на месте. Размышлять над тем, какая их постигла судьба, не было времени, но одна мысль всё прорвалась вперёд: Рольф. Морена отогнала её прочь и перекинула боевой нож в правую руку. В бочке удобнее всего оказалось бить левой рукой, так как правая зажалась в неудобной позе и выпластать её на поверхность не представлялось никакой возможности.
Голоса звучали всё ближе. Стражники не боялись спугнуть «добычу», знали, что наёмник покинуть этот квартал, зажатый с двух сторон крепостными сте¬нами, не сможет. Морена же, хоть и понимала, что малое время, отведённое ей случаем, чтобы пронзить клинком парня, вышло, но продолжала стоять напротив противника, чуть поводя ножом. На самом деле, произошло всё не более чем за две-три минуты, но обоим казалось, что они стоят друг против друга уже целую вечность. Точнее, мнилось так девушке. Она вдруг вспомнила светящиеся башни и тот необыкновенный свет, что они излучала, накрывая его отблесками, пожа¬луй, весь Урбан; вспомнила и замешательство, страх даже, овладевшее ею, пока она, чуть пригнувшись, словно под магическим, невидимым ветром, стояла по¬среди проспекта, заворожено оглядывая необыкновенные дома, росшие по краям проспекта. Наёмница не один раз слышала в трактирах россказни о якобы закол¬дованных башнях Урбана, благодаря которым застенки Бурых валунов никогда не оставались пустыми. Едва вспомнив позорный испуг, Морена ощутила, как взыграла в жилах кровь. Она порвёт этого щенка не задумываясь. Исчезнет из проклятого богами города и осядет в какой-нибудь деревушке под Стеричем. Чтобы больше никогда не слышать о каких-то там заморских городах и волшебниках.
Расстояния между ними – шагов шесть, и Морена покрыла его одним звериным прыжком, мигом оказавшись перед стражником на расстоянии вытянутой руки. Парень не удивился: в последнее время на Самоцветные улицы частенько забредали такие вот неотёсанные варвары с животными повадками. Он ударил по ногам; Морена подпрыгнула, и в тот момент, когда клинок стражника завершал дугу, он внезапно вскинул его вверх, целя в бок. Девушка опять ловко, хоть и с усилием, увернулась и бросила клинок в грудь противнику, зная, что скорее всего он в цель не попадёт – с метанием ножей у девушки всегда были проблемы. Но в этот раз покровитель ночных убийц Горий смилостивился над своим неразумным слугой. Нож пролетел стальным неярким бликом и попал бы стражнику в грудь, если бы тот не сделал шаг в сторону. Парень-то молодой, в серьёзных стычках с серьёзными наёмниками никогда не участвовал и потому не рассчитал – нож по рукоять вошёл ему в плечо. Он замычал и схватился за предплечье, боясь невзначай задеть рукоятку. И так больно, и в глазах немного потемнело…
Морена не стала дожидаться, пока стражник опомнится и позовёт на помощь. Она подскочила к нему, мягко взяла одной рукой за подбородок, а другой – за затылок и невзначай заглянула парню в глаза. Наёмница, конечно, знала, что нож в плече причиняет боль, но что бы такую… В глазах мальца плескался ужас на¬пополам со страданием, в уголках глаз уже собирались слёзы, готовые вот-вот прорваться наружу. Юноша в тот момент успел подумать, что канули в Пустоту все его мечты, желания, готовность совершать подвиги на благо короля Тиберия… Он понимал, что наёмник его просто так не отпустит – шкурой дорожит.
Девушка, вместо того, чтобы сломать стражнику позвоночник, с размаху ударила того ребром ладони по виску. Ударила несильно, чтобы не умер. Юноша обмяк и плавно опустился на мостовую – если повезёт, до рассвета очухается. Морена быстро, трясущимися руками, забрала у парня кинжал и вытащила из плеча нож; юноша чуть дёрнулся и, пока Морена соображала, стоит ли его всё-таки убивать или нет, затих. Стражники приближалась: она могла отчётливо различить каждую команду, которую отдавали командиры, каждое слово. Девушка мигом подхватилась с земли и, на бегу пристраивая оружие, кинулась к стене. Между крайними домами и стеной было расстояние ровно такое, чтобы солдаты, спешившие в случае осады или штурма города на башни, не толпились внизу и не сбра¬сывали друг друга с лестницы. Поэтому, выбежавшая из тёмного переулка наёмница оказалась на виду у «кошек». Она спешно, резвым бегом, преодолела это расстояние (метров десять, может, двенадцать) и прижалась к спасительной стене. Слева, в нескольких десятках метров, из стены выпирал каменный прямоуголь¬ник, смежный со стеной. А уж за ним – башня, подумаешь, какие-то три сотни шагов… Морена, пластаясь по стене, чтобы не увидели «кошки», добралась до всхода (до лестницы) и чуть ли не на корточках забралась по ней. Чуть высунула голову, чтобы оглядеть окрестности.
Справа и слева, чтобы не занемели ноги, прохаживались «кошки» с мощными самострелами за плечами. От такого болт схватишь, не вмиг осознаешь, что высоко над землёй подлетел. Факелы, к счастью, были воткнуты между зубцами редко, жиденько, так, что свет не захватывал приличные куски стены, и там ца¬рила темнота. «Кошки» благоразумно предпочитали туда не соваться. Хоть Самоцветные улицы и самый спокойный квартал, но осторожность никогда не поме¬шает, к тому же, нападения на знатных господ и их слуг, коими, в том числе, являлись и городские стражники, участились. «Кошек» было очень, очень мало, и они, после бессонной ночи, старались присесть, облокотиться на зубец и спать, спать, спать…
Морена не стала медлить, и дала дёру. В тот самый миг из-за домов выбежали несколько стражников.
Нагнали, собаки!
Замечательно обученные воины, не чета внешней страже города, которая и ловила наёмницу во дворе дома маркиза, не стали останавливаться и бестолково размахивать руками. Они мигом указали двум лучникам на скользящий над стеной силуэт и позволили им пройти вперёд, а сами неторопливой трусцой направи¬лись в сторону башни: там располагался ещё один всход. Закричали «кошки», показывая руками вдоль стены и вскидывая самострелы. Самострелы заряжать долго, вот из лука умелый лучник пускает стрелу сразу же, без раздумий.
Над головой наёмницы, справа и снизу, яростно визжа, пролетали стрелы. Пока всё шло нормально: ни один снаряд не прошёл даже рядом с Мореной, слов-но её действительно хранил кто-то из богов. И в очередной раз госпожа Удача повернулась к ней своей задней, а от того наиболее массивной, частью: из двери башни, один за другим, выскочили трое, а то и четверо стражников. Ещё несколько бежали позади Морены, под стеной, точно за ней целились «кошки», двое лучников с удивительной точностью посылали снизу стрелы. Теперь стрелы свистели не на приличном расстояния от тела девушки, а очень близко. Слишком близко.
Останавливаться сейчас было бы беспросветной глупостью, равно как и спрыгивать со стены практически на головы стражникам. Оставался последний ва¬риант: отстегнуть ножны с мечём, аккуратно положить наземь нож и отобранный кинжал и сдаться стражникам на потеху. Морена не столь связно представляла себе сложившуюся ситуацию, но заострившиеся во многих подобных переделках чувства и память тела давали о себе знать – девушка видела всё происходящее как набор мелких рваных кусков, связанных между собой одной целью: убить. Нашлось место и для настоящих, звериных, рефлексов: это - можно, а это, раз од¬нажды лапу поранила, нельзя. Вот так нельзя прыгать внутрь крепостной стены, к ехидно ухмыляющимся стражникам, нельзя стоять на месте, ибо подстрелят сразу же, не задумываясь. Вон, стоят уже возле башни, дармоеды, самострел взводят и лук натягивают…
Удар.